КТО ЭКОНОМИТ НА СВОЕЙ НАУКЕ, БУДЕТ КОРМИТЬ ЧУЖУЮ ЭКОНОМИКУ

МЕТАЛЛЫ ЕВРАЗИИ №1, 2012

КТО ЭКОНОМИТ НА СВОЕЙ НАУКЕ, БУДЕТ КОРМИТЬ ЧУЖУЮ ЭКОНОМИКУ

Евгений Каблов
Генеральный директор ФГУП «ВИАМ» ГНЦ РФ, академик РАН, профессор

- Евгений Николаевич, принято считать, что юбилей – это, прежде всего, повод для оценки пройденного пути. Что определило ваш жизненный выбор, сформировало характер, помогло вам, юноше из небольшого мордовского села, приобрести опыт и знания, достаточные для того, чтобы подняться до высот современной науки?

- Думаю, что мой жизненный пример – это, прежде всего, практическое подтверждение принципиальных возможностей реализации человеческого потенциала, которые обеспечивала социалистическая система для любого гражданина нашей страны. Важную роль играла сама атмосфера тогдашней общественной жизни, семья и школа. Перед глазами всегда были пример отца, который прошел всю войну и затем работал сельским педагогом, а также увлеченность учителя физики Владимира Николаевича Немцова, который сумел пробудить в нас, сельских ребятах, интерес к точным наукам. Престиж инженерной профессии у большинства выпускников школ того времени не вызывал сомнений. Не забывайте, что 60-е годы были эпохой расцвета советской авиации и космонавтики, едва ли не самого привлекательного сектора нашей науки, где страна занимала лидирующие позиции в мире. Каждый запуск космических кораблей, рекорды гражданской и военной авиации становились важнейшими мировыми событиями. Не удивительно, что о работе в этих отраслях мечтало множество молодых людей, тем более что система образования и уровень школьной подготовки с выраженным уклоном в математику и физику активно способствовали этому. Полученных знаний мне хватило, чтобы поступить в один из престижных вузов – Московский авиационно-технологический институт им. К.Э. Циолковского (МАТИ). А затем были успешная учеба, ленинская стипендия, окончание института с красным дипломом. В МАТИ я всерьез увлекся научной работой, что, по-видимому, и предопределило мое распределение во Всесоюзный институт авиационных материалов. Было лестно услышать от весьма авторитетных специалистов, что некоторые положения моей дипломной работы на тему повышения механических свойств алюминиевых сплавов «тянули на кандидатскую».

- Вы начинали свою деятельность в ВИАМ в 1974 году с должности инженера, а в 1996 году возглавили институт. Между этими датами – не просто два десятилетия, а две разные эпохи. Чем запомнилось начало работы на посту директора?

- Переход к рыночной экономике дался нашей стране нелегко, а науке пришлось особенно тяжело. Когда я принял ВИАМ, институт был банкротом. Ничего не работало. Накоплено около 80 млн руб. долгов. Люди полгода не получали зарплату, но сохранили главное – научный потенциал. Благодаря этому и удалось переломить ситуацию, коренным образом улучшить финансовое положения института, найти свое место в новой хозяйственной среде, не утратив при этом интеллектуальной самостоятельности и имущественной независимости. Научные заделы ВИАМ послужили отличной основой для создания рыночных продуктов, которые затем нашли применение в самых разных отраслях..Этому во многом способствовал также новый статус Государственный научный центр (ГНЦ), который присуждался Указом Президента РФ для ведущих научных организаций страны с обязательным подтверждением статуса на Правительственной комиссии через каждые два года.

Было трудно, но мы не допустили, чтобы первые заработанные деньги целиком пошли на «проедание»: приобретали дорогое оборудование, укрепляли испытательную базу и исследовательскую инфраструктуру. Институт продолжал выполнять большой объем исследований. Именно в этот период были разработаны новые марки высокожаропрочных никелевых и интерметаллидных сплавов, металлические композиционные материалы, предложена и реализована концепция создания интеллектуальных и адаптирующихся полимерных композитов. Были реализованы научные основы комплексной антикоррозионной защиты авиатехники для эксплуатации в различных климатических условиях. Не прекращались работы по созданию новых модификаций покрытий, припоев, клеев, теплозащитных материалов, герметиков, эмалей. Совершенствовались технологии сварки, деформации, термообработки, пайки и т.д. Своими новыми достижениями по всем этим направлениям ВИАМ во многом обязан разработкам фундаментальных научных школ наших корифеев – С.Т. Кишкина, И.Н.Фридляндера, К.А.Андрианова, Г.В.Акимова, А.Т. Туманова, Р.С.Амбарцумяна, Н.М.Склярова и других выдающихся ученых. Еще раз хочется склонить голову перед этими людьми, внесшими огромный вклад в развитие отечественного материаловедения, без чего невозможно было бы формирование современной инновационной среды.

- Вы известны как активный сторонник инновационных преобразований, понимающий всю важность этой задачи для российской экономики, и при этом отчетливо видите реальное состояние фундаментальной и прикладной науки. Какими могут быть пути и перспективы инновационного развития в сложившихся условиях?

- Необходимость формирования инновационной экономики очевидна, равно как и значимость последствий решения этой задачи для создания эффективного хозяйства и обеспечения высокой конкурентоспособности. Стремление преодолеть недостатки сырьевой модели и вырваться из тисков сырьевого статуса на мировом рынке стало сегодня предметом многочисленных дискуссий. Что касается моих взглядов на эти проблемы, я детально изложил их в авторском сборнике «Тенденции и ориентиры инновационного развития России», где собраны статьи, интервью, аналитические записки, обращения к руководству страны, выступления и другие материалы.

Если исходить из мирового опыта, то ключевым моментом инновационного развития, по-видимому, следует признать создание национальной инновационной системы (НИС). Ее наличие или отсутствие определяет водораздел между странами, которые получают сверхприбыли на технологиях, и теми, кто довольствуется нестабильной рентой от естественных преимуществ в виде благоприятного климата или природного сырья. Под НИС понимается совокупность взаимосвязанных структур, занятых производством и коммерческой реализацией научных знаний и технологий в пределах национальных границ (мелкие и крупные компании, университеты, гослаборатории, технопарки и т.д.), а также комплекс институтов правового, финансового, социального характера, обеспечивающих инновационные процессы и имеющих прочные национальные корни, традиции, политические и культурные особенности. Призывы сначала провести модернизацию за счет импорта технологий и только потом заняться собственными инновациями, по-моему, устарели. Да, лет сорок назад так поступали некоторые страны, находившиеся на низкой ступени индустриализации, не имевшие собственной научно-технической базы и образованных кадров. Но сейчас и время не то, и страна не та.

Для огромной России нет готового рецепта инновационного развития, но есть ряд особенностей, которые следует учитывать. Мировой опыт показывает, что важен не только масштаб и состав природных ресурсов, но и экономический контекст, то есть условия, при которых эти богатства преобразуются в мощный фактор хозяйственного развития. Наиболее реальный путь этих преобразований с учетом российской специфики (в частности, наличия развитого ресурсно-сырьевого сектора) – создание модели диверсифицированной экономики, где эффективно сочетаются невоспроизводимые природные ресурсы и воспроизводимый человеческий капитал. Свою НИС нам нужно создавать не с «чистого листа», как это делали, например, Бразилия, Малайзия, Сингапур или Южная Корея, а в опоре на собственные традиции в организации промышленности, науки, образования, на базе собственных исследований и разработок – а они имеются практически по всему спектру технологий.

Исключительно важна в этом вопросе роль государства. Сами по себе НИС не возникают – они становятся результатом целенаправленной государственной политики. К сожалению, наше государство до сих пор не сформулировало внятной стратегии развития отраслевой науки, при том, что большая часть ГНЦ находится в госсобственности, хотя они и «разбросаны» по различным ведомствам. Все больше голосов раздается в пользу создания специального ведомства по инновациям, ибо существующие министерства с задачей координации работы разномасштабных участников инновационного процесса – академических и отраслевых НИИ, вузовских лабораторий, технопарков не справляются. Этому мешает и недостаток квалификации. За последние полтора десятка лет и в госаппарате, и в бизнесе сформировался класс управленцев, считающих, что для успешного руководства вполне достаточно знаний в области экономики, юриспруденции, финансов, управления кадрами, социальных коммуникаций. Чтобы исправить этот перекос, необходимо, на мой взгляд, срочно пополнить ряды госслужащих, занятых инновационной проблематикой, специалистами с инженерно-техническим образованием и опытом работы в качестве инженеров, конструкторов, руководителей производства.

С некоторых пор в оборот вошло такое понятие, как «принуждение к инновациям». Имеется в виду целый набор средств государственного регулирования, в том числе сокращение налогов на прибыль, например, на сумму, которую предприятие вложило в покупку нового российского оборудования, как это практикуется во многих странах. Сделайте то же самое, и на новое российское оборудование спрос будет выше, чем на иностранное. Мы уже видели, как помогают западные рецепты – та же программа дотирования покупки новых российских авто. Другой вариант – внедрение европейских экологических и технологических стандартов и регламентов. Например, сегодня можно уменьшить потребление газа для отопления на треть за счет применения другой схемы газовых горелок, разработанных еще советскими учеными. Это можно сделать практически одномоментно и с небольшими затратами. Или внедрение долгожданного стандарта Евро-3, которое отложено на неопределенный срок. В действительности же, мы только слышим разговоры о важности инноваций, но на практике система не работает.

- А сами-то инновации у России есть?

- Их достаточно много. У нас неплохие конкурентные позиции в таких отраслях, как материаловедение, нефтепереработка, медицина, фармацевтика, энергетические и космические технологии. Во многом благодаря работам ВИАМ мы здорово продвинулись в создании новых композиционных материалов с заранее заданными свойствами, которые могут удовлетворить практически любые требования конструкторов новой военной и гражданской техники. Эти материалы сегодня с успехом используются не только в конструкции истребителя пятого поколения, но и в строительстве, например в конструкциях арочных мостов. Или вот пример совсем из другой сферы. Сотрудники кафедры материаловедения МАТИ под руководством моего сокурсника академика Александра Ильина разработали методики и технологии производства медицинских эндопротезов и фиксирующих пластин из титановых сплавов, применение которых сохранило здоровье тысячам людей (эндопротезы – более 7 тыс. операций, фиксирующие пластины с памятью формы – 150 тыс. пластин) в России, Италии, Южной Корее. Проблема в том, что многие отечественные разработки, востребованные за рубежом, в России оказались никому не нужными. Можно до бесконечности задаваться вопросами на тему, почему это происходит, но и так ясно, что коррупция в нашей стране – уже не просто зло, а стиль жизни.

- Российскую академию наук все чаще критикуют за низкую результативность и эффективность исследований, архаичную организационную структуру и т.д. Обычно в качестве аргумента приводят недостаточное количество публикаций и низкий уровень цитирования. Вы как член Президиума РАН могли бы ответить на эту критику?

- Я считаю эту дискуссию контрпродуктивной, о чем уже не раз говорил. Индекс цитирования, и это доказано, – далеко не самый точный способ оценки результативности фундаментальных исследований. Точно так же мне не кажется продуктивной идея сосредоточить всю науку в университетах, по примеру США. В каждой стране своя специфика и своя структура организации науки. Даже в США кроме университетов существуют мощнейшие национальные лаборатории, огромные R&D-подразделения крупных корпораций, родов вооруженных сил, департаментов министерств – они вносят большой вклад в фундаментальные и прикладные исследования. В Европе основными субъектами исследований являются научные общества: сотни институтов и лабораторий, структурно напоминающих РАН. Например, всемирно известное германское Общество Макса Планка – по сути, национальная академия наук. Повторю еще раз: основа научного потенциала любой страны определяется наличием развитой национальной инновационной системы, в которой сочетаются различные организационные формы научного творчества. Для нашей страны характерно сочетание фундаментальных и прикладных исследований. Убедительный пример – разведка и открытие сибирских нефтегазовых месторождений, что во многом определило вектор развития нашей экономики во второй половине XX столетия. А для того, чтобы найти нефть и газ на громадных территориях, нужна была большая наука: геология, геофизика, математика и т.д. Перенос фундаментальных исследований в учебные заведения приведет к колоссальному хаосу в этой сфере и разрушит основы нашей НИС. К тому же за всеми этими так называемыми реформами просматривается четкое стремление поделить имущество РАН. Как говорят американцы: «О чем бы мы не говорили, всегда думаем о деньгах». Поэтому стоит поблагодарить тех людей, кто в сложных условиях переходного периода, не позволил все это имущество разграбить и сохранил его для будущих научных поколений.

Есть еще одна функция Академии, которую кроме нее никто не выполнит – это научно обоснованные прогнозы стратегических направлений науки и техники. В свое время под руководством академика В.А. Котельникова была подготовлена Комплексная программа научно-технического прогресса, которая включала отраслевые блоки и сводный том, анализировавший основные проблемы народного хозяйства и меры по их решению. Последняя версия этой колоссальной работы, законченная в 1988 году, охватывала горизонт 1991-2010 годов.

- Недавно Минэкономразвития представило инновационную стратегию, для реализации которой в течение десяти лет потребуется почти 16 трлн руб. Это реально?

- Освоить денег можно сколько угодно. Но мировая практика показывает, что страны, которые вкладывали в научные разработки 2-4% ВВП, как в США, росли в последние годы медленнее, чем, например, Китай, который инвестирует в инновации 0,8-1% ВВП. Сегодня важно не создавать технологии, а умело их внедрять. Надо понимать, чего мы хотим достичь, а не сколько хотим потратить. Откройте новостную ленту любой европейской страны. О чем пишут европейцы? О сокращении расходов на госаппарат, об уменьшении заимствований, о дефиците бюджета. А у нас – на Сочи выделено столько-то миллиардов, на саммит АТЭС – столько-то, на ту или иную программу столько-то. Надо, наконец, понять, какие технико-экономические ниши мы можем освоить и развивать. России нужна эффективная энергетика, машиностроение – для этого есть большая и серьезная база, включая научно-технические школы. У нас огромные заделы в материаловедении, которые можно успешно реализовать в любом секторе хозяйства. Самая большая проблема в области науки и образования, на мой взгляд, заключается в том, что вертикально интегрированных цепочек, в конце которых – рабочие места для высококвалифицированных специалистов, у нас не создано (я, конечно, не имею в виду экономику, финансы и т.д.) и не похоже, чтобы кто-то вообще об этом думает. Почему-то наши прежние не очень грамотные лидеры, это понимали, а нынешние, вроде бы образованные, видимо, не задумываются о таких, с позволения сказать, «мелочах».

Не подлежит сомнению: только фундаментальная наука способна привести к фундаментальным изменениям в жизни человеческого общества. И тот, кто сегодня не желает тратиться на свою науку, завтра будет кормить чужую экономику, что мы, к сожалению, уже привыкаем делать.

Беседу вел Юрий Адно