ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА КИТАЯ В ГЛОБАЛЬНОМ И РЕГИОНАЛЬНОМ ИЗМЕРЕНИЯХ

жидается ли в связи с этим изменение внешнеполитического курса КНР, и, если да - то какое? Вопрос находится в фокусе интереса политиков мира и, разумеется, особенно он интересен для россиян. Заместитель директора по науке ИДВ РАН, руководитель Центра стратегических проблем СВА и ШОС, профессор, доктор исторических наук С.Г.Лузянин сделал на эту тему доклад на заседании Президиума РАН (ноябрь с.г.). Редакция попросила Сергея Геннадьевича раскрыть тему также и в интервью для читателей портала РАН.

- Сергей Геннадьевич, о какой смене поколений в руководстве Китая идет речь?

- Осенью следующего, 2012 года произойдет очередная смена поколений руководителей КНР: из нынешнего состава Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК останутся только - Си Цзиньпин и Ли Кэцян, остальные семь членов этого органа покинут его. XVIII съезд КПК утвердит ключевые фигуры в партийном руководстве - прежде всего, нового Генерального секретаря ЦК КПК Си Цзиньпина. Новые лица возглавят также и правительство (в частности, на должности премьера Госсовета КНР), ВСНП, другие структуры.

- И новое руководство, в самом деле, кардинально изменит курс внешней политики Китая?

- Разумеется, нет, в китайской политике огромное значение придается преемственности. По ходу реализации модели «социализма с китайской спецификой» многое меняется, корректируется, но, все же, ряд ключевых внутренних компонентов остаются неизменными. А именно: сильное государство; лидирующая и системная роль КПК; преемственность между поколениями руководителей в реализации стратегии реформ и развития. Сохраняют силу и заложенные еще в 90-е годы базовые внешнеполитические принципы Дэн Сяопина. Они хорошо известны: хладнокровно наблюдать, укреплять позиции, уверенно реагировать на изменения, скрывать свои возможности, выигрывать время, не привлекать к себе внимания, никогда не становиться лидером, делать конкретные дела.

- Но изменения во внешней политике, все же, будут?

- Перед новым руководством возникают новые проблемы, они-то и потребуют развития, корректировки курса. Суммируя новейшие разработки российских, китайских, западных ученых, можно условно сформулировать четыре проблемы, которые уже и сегодня проявляются в китайской внешней политике, но особенно актуальными станут завтра, они в более полном объеме возникнут перед новым руководством. Назовем их.

Во-первых, будет ли Китай во внешней политике сохранять баланс между сдержанной политикой «развивающегося государства» (к которому он официально продолжает себя относить) и активной наступательной стратегией рождающейся сверхдержавы?

Во-вторых, как разрешать дилемму в отношениях с Западом: Китай получает от экономической глобализации большие инвестиционные и технологические ресурсы, но одновременно сталкивается с растущим политико-идеологическим давлением Запада. Какова в этих условиях будет линия нового китайского руководства?

В-третьих, от США к Китаю поступают известные предложения «поделить мир»: варианты G-2, «Кимерика». Как Китаю безболезненно дистанцироваться от них и одновременно со своей стороны предложить международному сообществу свою версию устройства постбиполярного мира, основанную на сохранении и укреплении международно-правового поля, существующих институтов (ООН и др.)?

Наконец, в-четвертых. Известно, что создание «гармоничного мира» - нынешняя концепция Ху Цзиньтао - в настоящий момент реализуется и продвигается. Какие политические и экономические инструменты и ресурсы понадобятся новому руководству КНР, а какие методы и идеи, как исчерпавшие себя, придется убрать из внешнеполитического «инструментария»?

Окончательных ответов на поставленные вопросы, разумеется, нет. Но есть экспертные версии и серьезные исследования, которые позволяют выявить ключевые (как старые, так и новые) тенденции в китайской внешней политике, прогнозировать их на ближайшую перспективу.

- Т.е. круг базовых идей современной внешней политики Китая можно перечислить коротким списком?

- После выхода Китая в 2010 г. на второе место в мире после США по показателю ВВП (по текущему валютному курсу) в размере 5,9 трлн. долл., а также на фоне других зримых успехов страны - изменились качество и масштабы китайской внешней политики. Соответственно, часть процитированных нами внешнеполитических положений великого реформатора Дэн Сяопина уже стали не столь актуальны. В китайском политическом руководстве и в экспертном сообществе появилась потребность в разработке новых идей и подходов.

Надо сказать, что нестыковка традиционных подходов с новыми китайскими реалиями сегодня активно исследуются самими китайскими учеными, причем часть наработок уже политически адаптирована и заявлена руководством КНР, что свидетельствует о быстрой и эффективной «вертикальной» связи между официальной и экспертной сферами в Китае.

В обобщенном виде положения ученых, взятые на вооружение руководством страны, декларированы Ху Цзиньтао как пять принципов и «два преодоления». Вот эти принципы:

1) идея «глубинных изменений в международной ситуации», которая объективно требует перенастройки китайского внешнеполитического механизма;

2) идея создания «гармоничного мира»: развитие гармоничных отношений КНР со странами ближнего и дальнего окружения, а также формирование «гармоничного общества» в самом Китае;



3) идея «совместного развития» - по замыслу китайских политиков процессы развития и модернизации должны протекать «параллельно», причем, не в Китае только, а во всех странах. В идеале «совместное развитие» создаст в международной политике взаимную заинтересованность в партнерстве и сохранении стабильности, преодолеет «перекосы», развитие одних стран за счет других;

4) идея «совместной ответственности», в которой просматривается попытка Китая дистанцироваться от американской модели ответственности, половину которой (в рамках G-2) США хотели возложить на Китай;

5) идея «активного участия» с ее скрытым посылом о смене акцентов в китайской внешней политике: в переходе к более активному позиционированию в мире в двустороннем и многостороннем форматах – в рамках ООН, ШОС, РИК (Россия – Индия – Китай), БРИКС, АСЕАН +1, АСЕАН +3, треугольника «Китай – Южная Корея – Японии» и др.

Из этих, логически связанных друг с другом принципов вытекают задачи - также официально сформулированные: «преодоления узкого регионализма во внешней политике» и «преодоления комплекса развивающегося государства».

- Т.е. Китай готов преодолевать некие старые узкие рамки?

- «Преодолевая узкий регионализм», КНР стремительно расширяет географию национальных интересов. Если раньше термин «добрососедство» в китайской политологии трактовался как отношения КНР с 14 сопредельными государствами, то сегодня все чаще встречается расширительное толкование – «большое соседское окружение Китая»: не только приграничные страны, но и государства всей Центральной Азии, Южной Азии, Юго-Восточной Азии, Западной Азии и Азиатско-тихоокеанского региона, включая США, Австралию, Новую Зеландию. Тенденция расширения географических рамок китайской региональной внешней политики просматривается явно - и терминологически, и политически.

Расширение это происходит не спонтанно, а согласно некой китайской «глобальной повестке», которая, пока находится в стадии разработки, постоянно дополняется новыми пунктами. Но часть этой повестки можно обозначить уже сегодня:

- борьба Китая с мировым финансовым кризисом и формирование новой мировой финансовой архитектуры;

- экономический и политический выход Китая на рынки стран Латинской Америки, Африки, Центральной (постсоветской) Азии и др.;

- вхождение в проекты, географически отдаленные от КНР, но перспективные в глобальном плане: проекты освоения Арктики, северного морского пути, энергетические и транспортные проекты в районах Ближнего Востока, Тропической Африки, Латинской Америки и др.

- активное участие в новых международных структурах – ШОС, РИК, БРИКС;

- более активное участие КНР в противодействии нетрадиционным вызовам и угрозам.

- Что именно пересматривают китайские руководители во внешней политике в первую очередь?

- Укажем на относительно новые тенденции китайской внешней политики, которые либо находятся в начальной стадии реализации, либо еще формируются в виде экспертных разработок.

Во-первых, меняется отношение Китая к проблеме глобальной ответственности в мире. Китайское руководство рассматривает эту ответственность, прежде всего, через призму укрепления собственной безопасности, независимости и суверенитета. Одновременно, вопреки чаяниям западных политиков, китайское понимание глобальной ответственности не связано с желанием Китая взять на себя часть «грехов за дела США» и разделить с ними пополам мировую ответственность. Китайский вариант такого понимания - ответственность, прежде всего, за судьбы своего, более чем 1,3-миллиардного населения, а уже потом за судьбы остального мира.

Во-вторых, меняется отношение Китая к своему облику (имиджу) – он рельефно приобретает черты будущей «сверхдержавы» вследствие колоссальных экономических результатов за 30-летний период реформ. Причем, многие в мире уже так и воспринимают КНР - либо как состоявшуюся «сверхдержаву», либо как государство, которое таковым станет в ближайшее время. Отсюда, кстати, ростки и негативных реакций - идеологические кампании по раздуванию, так называемой, «китайской угрозы», периодически вбрасываемые в США, странах ЕС и, к сожалению, в отдельные российские СМИ.

Однако следует подчеркнуть: независимо от готовности самого Китая к собственному новому статусу «глобальной державы», его главным приоритетом в отношениях с внешним миром будет оставаться принцип сохранения стабильности и баланса, ухода от угрозы хаоса, каких бы усилий это Китаю не стоило.

Вместе с тем, в разговорах о Китае как «сверхдержаве» следует особо уточнить: КНР пока не сможет ни сегодня, ни в ближайшем будущем реально выйти на уровень «сверхдержавы», несмотря на свою огромную совокупную мощь и феноменальные достижения в реформировании экономики.

Скажем, по уровню ВВП на душу населения, Китай сегодня не входит даже в первую сотню государств мира. Такая характеристика КНР сохранится и на ближайшую (2012 – 2017 гг.) перспективу. В среднесрочной перспективе (к середине XXI в.), в рамках доктрины общества «средней зажиточности», КНР планирует радикально изменить этот параметр и подняться в мировом рейтинге.

И китайский уровень военно-стратегических потенциалов (ракетно-ядерного компонента, количество стратегических носителей, ядерных подводных лодок и пр.) пока несопоставим в сравнении с ведущими государствами мира (США и РФ) - он на порядок меньше. Военная доктрина Китая носит оборонительный и достаточный характер.

Наконец, по уровню социальных стандартов жизни населения (степень развитости пенсионной системы, здравоохранения, социальных пособий и пр.) Китай также значительно отстает.

- Но разве это отставание в конкретных параметрах мешает Китаю ставить долговременные, амбициозные задачи - стать «сверхдержавой»?

- В некотором роде, наоборот: именно сегодняшние нерешенные внутренние проблемы, действительно, мотивирует его на их скорейшую ликвидацию, выход на новый глобальный уровень. Каким в этом случае будет Китай, в каком образе? Конечный вариант этой модели пока неясен. Однозначно можно сказать: Китаю не подходят ни современная американская, ни бывшая советская модели, не годится опыт Британской или других колониальных империй. Однако, анализируя процессы, можно наметить некоторые предварительные параметры.

- Главный вопрос, который волнует многих: следует ли ожидать от Китая глобальной внешней экспансии, агрессивности, создания «мировой китайской империи»?

- В многотысячелетней истории Китая традиций мировых империй не заложено. Поэтому ответ на ваш вопрос: скорее всего - нет, ни идеологически, ни политически.

Наоборот, поскольку для «великих держав», действительно, всегда была характерна силовая политика, следует ожидать, что в порядке компенсации подобных ожиданий, отмежевания от такого образа, именно политика «мягкой силы» может приобрести в КНР системный и масштабный характер. А это, соответственно, повлечет за собой развитие целой группы факторов. Например, использование набора стратагем для текущей, среднесрочной, долгосрочной внутренней и внешней политики, дающей Китаю тактическую гибкость и стратегическую нацеленность. Далее: сохранится и усилится управляемая вертикаль «КПК – государство – общество»; усилятся мобилизационные возможности государства. Следует ожидать значительного усиления синтеза рыночных механизмов и государственного регулирования, развития валютно-финансовых механизмов. И вообще, само позиционирование Китая в мире будет происходить на основе продвижения политики «мягкой силы». В качестве примера укажем на хорошо известный китайский сетевой проект – создание Институтов Конфуция. Более того, руководством КНР делаются акценты на необходимости соблюдения «моральной притягательности» тех или иных (экономических и политических) шагов китайской дипломатии, особенно в странах «третьего мира».

- Скажите, а в самом Китае разве перспектива стать «сверхдержавой» не приводит к усилению национально-патриотической мотивации?

- И да, и нет: у данного процесса «две стороны медали». Одна сторона, позитивная: формирование в китайском обществе объединяющей идеи «возрождения китайской нации». Другая сторона – формирование достаточно опасных для китайского руководства и Китая в целом националистических настроений и взглядов. Однако на сегодняшний день национализм не стал доминирующим и системным явлением. Не просматривается такая перспектива на следующий период.

- А на каком же языке с другими странами будет говорить завтрашний глобальный лидер?

- Меняется отношение Китая к такому ключевому дипломатическому инструменту как «партнерство». Если раньше этот термин имел для всех партнеров Китая примерно одинаковое значение, то сегодня просматривается дифференцированный подход к государствам в рамках сложившихся моделей «партнерств».

Ведущие китайские политологи разработали типологию партнерства, разбив государства – партнеров КНР - на четыре условные группы. Главные критерии подобного разбиения – не столько экономические показатели (уровень торговли, инвестиций и пр.), сколько политические параметры.

На первом месте (в качестве высшей формы партнерства, 1 группа), находится «российско-китайское стратегическое партнерство и взаимодействие», которое, как считают в КНР, «не подвержено влиянию времени, идеологий, базируется на единстве или близости двух стран по ключевым (стратегическим) вопросам международной политики». Еще в конце 1990-х в КНР была взята на вооружение стратагема: «Опереться на Север, - под ним понимается Россия, - стабилизировать Запад (ЕС, США), идти на Юг (в страны «Третьего мира» - Азию, Африку и Латинскую Америку». Сегодня эта стратагема в принципе полностью сохранилась, несмотря на значительно меньшие обороты взаимной торговли именно с нашей страной: российско-китайская торговля оценивается в 62 млрд. долл., соответственно, торговля КНР с ЕС – 479 млрд. долл., с США – 385, с Японией – 297, с АСЕАН – 292. Однако политически именно отношения с РФ китайским руководством ценятся значительно выше, чем отношения Китая с любым другим государством мира.

Во вторую группу китайских партнеров входят Южная Корея, Бразилия, ЮАР, Индия, Канада, Украина, Белоруссия, Мексика, Аргентина и ряд других государств. Этот вариант партнерства китайскими экспертами характеризуется как «партнерские отношения дружеского типа».

В третью группу включены страны ЕС и АСЕАН. С ними у Китая имеется много общих (экономических) интересов, но есть политические и территориальные (с отдельными странами АСЕАН) расхождения по ряду ключевых вопросов. Такой тип партнерства они называют «согласованным или координируемым партнерством».

Активизация КНР в регионах сопредельной Восточной Азии остается приоритетным региональным вектором в интеграционном и торгово-экономическом плане. На фоне обострения конфликтного потенциала в регионе (Корейский полуостров, Тайваньский пролив, Южно-Китайское море и др.), роста нетрадиционных вызовов и угроз, Китай находит возможности быстро и успешно продвигать масштабные интеграционные проекты (открытие 2001 г. Зоны Свободной Торговли КНР – АСЕАН и др.). На данном направлении, несмотря на политические и территориальные споры с Японией и отдельными странами АСЕАН, просматриваются перспективы дальнейшего становления трехстороннего проекта «КНР – Япония – Южная Корея», проектов АСЕАН +3 и АСЕАН+1, углубление китайско-тайваньской экономической интеграции и кооперации, углубление кооперации сибирских и дальневосточных регионов РФ с северо-восточными провинциями КНР.

В четвертую группу включены отношения с США и Японией, которые, как отмечается, рассматривают Китай как потенциального, стратегического противника и по ряду политических проблем у сторон существуют очевидные разногласия. Данный вариант определен как «партнерство прагматического типа». Линия КНР – США: усиление конфликтности, и одновременно - взаимозависимости, особенно в финансово-экономическом плане.

Несмотря на экспертный характер данной типологии, используемые в ней определения «партнерства» присутствует в официальных российско-китайских, китайско-индийских, китайско-японских, китайско-американских и других документах двусторонних отношений.

- Есть не только соседи, но и международные организации - как в них выглядит политика КНР?

- Качественно новой и более активной.

Китай – ООН. С 2005 г. Китай реализует через ООН системные проекты помощи беднейшим странам. Более широко использует право вето. Китай (вместе с Россией и другими странами) голосует против тех резолюций ведущих стран (США, Великобритания, Франция и др.), которые угрожают дестабилизацией ключевым регионам мира. В январе 2007 г. КНР, РФ, ЮАР проголосовали против проекта резолюции Великобритании и США «О ситуации в Мьянме», мотив – отсутствие угрозы безопасности в регионе. В июле 2008 г. КНР и РФ использовали право вето против резолюции США и Великобритании «О политике президента Зимбабве Мугабе» - мотив тот же. Последний пример: в октябре 2011 г. КНР и РФ проголосовали в СБ ООН против французского проекта резолюции по Сирии.

Позиционирование Китая в БРИКС (Бразилия-Россия-Индия-Китай-Южно-Африканская республика). В отличие от РИК (Россия – Индия – Китай), в данном проекте нет четко выраженной евразийской повестки. В рамках БРИКС Китай основной акцент делает на формировании «более справедливого мира», на реформировании мировых финансовых рынков, реформировании МВФ и других институтов, на решении проблем энергетической и продовольственной безопасности, климатических, экологических изменений.

Активизация КНР в Центральной Азии на двустороннем уровне и через проект ШОС. Формат ШОС Китаем рассматривается как в региональном (центрально-азиатском), так и глобальном аспектах. Китай делает ставку на быструю и эффективную реализацию своих транспортных, энергетических и инвестиционных проектов в двусторонних форматах. Политически он признает за Россией ее центрально-азиатские приоритеты.

И, наконец, надо отметить выход Китая на уровень комплексного присутствия в Африке и Латинской Америке, где особенно рельефно просматриваются ресурсно-сырьевая мотивация. За 2010 г. торговые интересы КНР выражены цифрами: 163 млрд. долл. товарооборота с Латинской Америкой и 119 с Африкой. Ежегодно Китай инвестирует по 10 млрд. долл. в инфраструктурные, сырьевые и энергетические проекты Латинской Америки. В обкатке юаня как будущей, потенциальной (региональной и мировой) расчетной единицы отражены валютные интересы Китая. Так, Аргентина продает КНР свое зерно за юани, а затем на них же покупает у Китая сельскохозяйственное оборудование. В 2010 г. Китай открыл внутренний межбанковский рынок своих облигаций для иностранных банков, имеющих накопления в юанях.

- Итак, суммируя: что день грядущий нам готовит?

- Однозначно происходит усиление элементов «великой державы» и глобального позиционирования Китая в мире. В грядущее пятилетие речь пойдет, скорее, о сочетании элементов политики глобальной, региональной державы и «развивающегося государства», т.е. об усилении вариативности внешней политики. Идея создания «гармоничного мира» сохранится во внешнеполитическом инструментарии новых руководителей.

Доминирующим мотивом нового китайского руководства останется необходимость сохранения стабильности как внутри страны, так и за ее пределами - как обязательное условие дальнейшего реформирования и развития КНР. Не исключена и жесткая (ответная) реакция КНР на попытки Запада экспортировать «цветные революции» в Китай.

Скорость формирования «глобальной ответственности Китая» будет напрямую зависеть от скорости «возвышения» самого Китая в мире. В грядущее пятилетие КНР усилит свое внимание к БРИКС и ШОС.

Высокий политический формат российско-китайского стратегического партнерства также сохранится на ближайшую и среднесрочную перспективу.

В отношениях КНР с Японией, США, отдельными странами АСЕАН, особенно по вопросам территориального размежевания в Южно-Китайском море, а также с учетом планов США на интернационализацию территориальных конфликтов в этом регионе - не исключены новые витки напряженности.

Однако подчеркнем, наши соображения носят предварительный характер, многие параметры и тенденции в ходе будущего развития Китая могут уйти на второй план или исчезнуть полностью, а взамен появиться новые, пока никак не оформленные явления.

Беседовал Сергей Шаракшанэ, пресс-служба РАН


Источник: http://ras.ru