Ассоциация государственных научных центров "НАУКА"

125009, г. Москва, ул. Тверская, д. 11

тел: +7 (925) 606-23-77; agnc@mail.ru

меню бургер

«Наша работа никогда не была кабинетной…»

Сентюрин Евгений Георгиевич

Интервью с Евгением Георгиевичем Сентюриным, начальником сектора Всероссийского научно-исследовательского института авиационных материалов (ВИАМ) по органическим стеклам и технологиям их применения в авиации.

Е.Г. Сентюрин – видный специалист в области создания и применения материалов остекления, технологии и физического модифицирования, придания специальных свойств материалам, решения проблем ресурса. Автор более чем 100 печатных работ, в том числе 45 изобретений и патентов.

Имеет награды, в том числе бронзовую и серебряную медали ВДНХ, медаль памяти А.Н. Туполева, золотую медаль «100 лет Н.М. Склярову» и др. Самым большим своим отличием Е.Г. Сентюрин считает звание «Почетный авиастроитель».

«Бомбёжки были почти каждый вечер, потому что мы жили неподалеку от Кремля…»

Наш род происходит из Брянской области. Мой отец, Георгий Георгиевич, родился в городе Дятьково и уже с 9 лет работал на стекольном заводе. Потом, в 1920-е годы, закончил рабфак, далее институт и аспирантуру. Успешно защитился и стал работать в институте, был признанным специалистом по силикатному стеклу.

Я родился в 1937 году. Жили на Арбате, со стороны нынешней Поварской, в большой коммунальной квартире, всего 10 семей. Кого там только не было! Работница гальванического цеха, женщина-фотограф, дядя Миша, который во время войны стал лауреатом Сталинской премии за разработку технологии производства валенок механизированным способом – для армии…

Арбатское детство вызвало у меня интерес к старым домам, к их истории. Ведь и о домах, где располагается ВИАМ, можно рассказать много занятного, мы – в Лефортовской слободе! Что-то известно достоверно, о чем-то ходят легенды – например, говорят, что в доме на месте, где теперь корпус № 13, жила та самая Анна Монс, к которой хаживал Петр Первый…

Хорошо помню начало войны. Осенью 41-го бомбежки были почти каждый вечер, потому, что мы жили на Арбате неподалеку от Кремля. Туда были направлены главные авиаудары фашистов, ну, и нам доставалось.

В подвале нашего дома было бомбоубежище. Однажды вечером объявили очередную воздушную тревогу, и мы все туда собрались. Вдруг бабушка, словно по какому-то предвиденью, говорит: пойдемте лучше в метро! И настояла на своем. Отец остался дежурить в подъезде, так тогда полагалось. К утру дали отбой, мы возвращаемся и видим: соседнего подъезда нет, как раз того, где бомбоубежище было, бомба прошила весь дом и разорвалась в подвале. Отец остался жив, рассказывал, что во время взрыва стены выгибались, словно резиновые…

Потом отправились в эвакуацию, в Башкирию. До сих пор удивляюсь, как четко была организована эвакуация, а ведь надо было перевезти и разместить на новых местах много десятков тысяч людей!

По дороге наш поезд бомбили. Когда приехали в Ишимбай, оказалось, что нас разместить невозможно, потому что там началась добыча нефти, собралось много народу. Поехали дальше, в деревню Подгорная, уже на лошадях. До сих пор перед глазами стоит: едем на подводе, я сижу наверху, на вещах, издалека идет гроза, гром гремит и молнии сверкают, дорога – сплошная грязь, и вдруг воз переворачивается и я в эту самую грязь лечу…

В Москву вернулись в 1943-м, а на следующий год я пошел в школу.

«Авиация держала всю нашу экономику…»

Родившихся в 1937 году называли «сталинские дети», потому что ребятишек тогда появилось на свет много. Настолько много, что через семь лет, когда им пришла пора идти учиться, школы оказались переполненными. Из-за этого нас не раз переводили из одной школы в другую, и только с 5 класса мы стабильно стали учиться в школе на площади Восстания. В ней были и дети из рабочих кварталов Пресни, и мы, дети кварталов «арбатской интеллигенции».

Яркое воспоминание первых школьных лет – немецкие военнопленные, которых тогда много было в Москве. Помню их большую колонну после нашей победы под Сталинградом, впереди шли офицеры. Военнопленные занимались восстановительными работами во многих местах Москвы, в том числе около нашей школы. Слышал, что им было поставлено такое условие: сделаешь заданный объем работ – и можешь отправляться на родину. Видимо, так и было, потому, что работали они буквально день и ночь. Теперь понятно, что многие тысячи этих здоровых молодых мужчин были буквально спасены для Германии…

Разбомбленный подъезд нашего дома отстроили. Там (и по соседству) жило немало известного народа – министр финансов Зверев, Мария Андреевна Русланова с мужем-генералом, министр металлургии Хлебников… Никакой охраны у них не было, например, помню, как министр финансов в расстегнутом пальто выходил гулять с собакой.

В школе мы очень много занимались спортом, и вообще для молодежи это было характерно. Зимой каждое воскресенье ходили на каток, в теплое время – на стадионы и в парки, часть ребят играла в волейбольной команде спортобщества Военно-воздушных сил, к организации которого прямое отношение имел Василий Сталин. Да, там была и команда школьников, потому что все спортобщества, «Динамо», «Спартак» и другие, были обязаны иметь детскую и юношескую команды по разным видам спорта, и, если таких команд не было, это считалось большим минусом клуба.

Тогда было интересное время, и нынешнему поколению, боюсь, трудно его понять. С одной стороны, время небогатое, были проблемы и с питанием, и с одеждой, особенно в войну. С другой стороны, было ощущение общности людей, чувство перспективы, возможностей. Те же занятия спортом или, скажем, занятия в Ленинской библиотеке. Тетушка меня туда записала в 9 лет, там был зал юных читателей, и я много читал, преспокойно делал уроки в этом прекрасном тихом зале, выходящем на улицу Фрунзе. В нашей школе я был самым молодым читателем Ленинки.

Тем временем старший брат поступил на химфак МГУ. Это было вполне понятно – папа работал в институте химии, дома висела огромная таблица Менделеева, много говорили об этой науке, так что она стала нашим семейным путем. Но, прежде чем окончательно перейти к рассказу о взрослой жизни, не могу не вспомнить один эпизод из серии юношеских спортивных увлечений. Спортом, повторюсь, занимались практически все, и брат в МГУ вступил в спортобщество «Наука». Сначала занимался самбо, а потом увлекся парусным спортом. Ну, и я заинтересовался. Яхты любят уход, особенно деревянные (а тогда практически только такие и были), уже весной начинались всякие ремонтные и подготовительные работы, и я, бывало, в них участвовал. Яхты стояли в эллинге около Хлебникова. Были там, в частности, прекрасная флагманская яхта «Наука» и яхта «Вега» с отделкой из красного дерева. Получилось так, что на одних гонках меня пригласили на «Вегу» матросом, потому что некому было стоять на стакселе, это парус такой. На старте мы задели другую яхту, пришли к финишу первыми, но нас дисквалифицировали за столкновение в начале маршрута… Потом я стал хозяином «Ерша» – этой яхтой, точнее, швертботом может управлять один человек.

В выпускном классе школы стал вплотную думать, куда поступать. Тянуло в разные стороны – хотел и на журналистику, и на химфак, и самолеты интересовали. В результате раздумий поступил в МХТИ имени Менделеева на факультет силикатов. Во время обучения нужно было выбирать одну из трех специальностей, цемент, керамика и стекло, и я выбрал стекло.

В первые годы проходили общие дисциплины, и было очень много практики. Часто бывали на заводах, в том числе на цементном, под Брянском, в местах, где родился мой отец.

Тема диплома была связана с варкой нового стекла. Тогда на своем опыте увидел и понял тонкости этого процесса. Сначала казалось странным, что если при варке добавить 1, 2 или 3 процента окислов, стекло получается плохого качества, а если добавить тщательно вымеренные ничтожные доли процента – получалось стекло качества на порядок выше, годное для использования в медицине.

Распределение у меня было свободное, предлагали остаться и в институте, но привлекла перспектива работы в ВИАМе – из-за давнего увлечения авиацией. И с 1959 года я здесь.

В то время страна производила очень много самолетов, и гражданских, и военных. Думаю, не будет преувеличением сказать, что авиация тогда в значительной степени двигала всю нашу экономику – как, конечно, это делали и должны делать все высокотехнологичные отрасли. Говорят, и обоснованно, что американскую экономику всегда подталкивало производство автомобилей, а у нас эту роль играла авиация, она поддерживала и металлургию, и химию, и другие отрасли. Считаю, что эту роль она должна играть и в дальнейшем, нам надо окончательно выбраться из провала, в котором мы оказались 20 лет назад

«Сейчас все разработки патентуются, и это правильно…»

В ВИАМе мне посчастливилось работать под началом известного ученого Матвея Матвеевича Гудимова, столетие со дня рождения которого мы скоро будем отмечать. Вот только один штрих из его биографии. В 1942 году его лаборатория, тогда она размещалась в Куйбышеве, получила задание создать «прозрачную броню» – стекло для фонарей боевых самолетов, сначала Ил 2, потом Ла 5 и других. Проблема состояла в том, что высокомодульное, твердое силикатное стекло разбивалось при попадании пули, задерживало ее, но осколки могли попасть в лётчика. А оргстекло, эластичное, с высокой ударной прочностью, могло задержать не только остатки пули, но и осколки силикатного стекла. Проблему эту решили так: верхний слой делали из силикатного стекла, а нижний – из органического. При попадании в фонарь пуля разбивала верхний слой, но увязала в нижнем, и летчик был защищен. Интересно, что и немецкие, и американские авиастроители дошли до этой идеи не скоро, и еще несколько лет делали свою прозрачную броню из многослойного силикатного стекла со склейкой, такие конструкции получались очень тяжелыми. А идея двухслойного фонаря из разных видов стекла – наша, российская, виамовская!.. За разработку этого остекления Гудимов получил в 1946 году Сталинскую премию – в числе других, и в документе об этой премии наряду с его фамилией стоят фамилии таких выдающихся людей, как Ильюшин и Лавочкин.

1960-е годы были годами бурного развития самолетостроения, и требования к качеству самолетного стекла росли. Уже в 1969-м году был создан замечательный самолет Миг 25, который поставил мировой рекорд скорости, 3 Маха, три скорости звука, и нужно было разрабатывать материалы, способные выдержать большие нагрузки и высокие температуры.

Эти годы были и временем моего становления. Запомнилось отношение ко мне и к молодежи вообще. Со мной держались как с равным, доверяли, не было никакого отношения свысока. Сейчас, при подготовке материалов к столетию со дня рождения Гудимова, мне попался протокол заседания ученого совета давних лет, и был там вопрос об утверждении его кандидатуры на должность начальника лаборатории на очередной срок. В таких случаях принято высказывать замечания, пусть формальные, и кто-то отметил, что Гудимов слишком активно продвигает молодёжь. Я свидетель: так оно и было! И дело не только в продвижении, но в доверии вообще. Это была позиция не только Матвея Матвеевича, а виамовского руководства в целом – и такая традиция сохраняется доныне.

Однажды в те времена мы, молодые специалисты, поехали на стекольный завод в Константиновку, что на Украине. На этом заводе делали очень хорошее термостойкое стекло, и также там начали производство из нового материала – ситалла – головных частей ракет. И была там тогда же очень представительная комиссия во главе с Генеральным конструктором ракетной техники Петром Дмитриевичем Грушиным – члены ЦК партии, крупные ученые. В нее входил и глава ВИАМа Алексей Тихонович Туманов. Узнав, что тут находится группа виамовской молодежи, Туманов пригласил нас участвовать в экскурсии по заводу. И вот идем, осматриваем печи, другое оборудование. Молодежь, понятно, в первые ряды не лезла, скромно держалась сзади. Туманов был выдающимся специалистом по сплавам и материалам на полимерной основе, в стекле же разбирался недостаточно – и приотстал, присоединился к нам и преспокойно стал расспрашивать меня об особенностях стекольного производства: как стекло в печах варят, как его вытягивают, подают на металлические валки... Мне, конечно, было лестно такое отношение. И запомнилось, как Алексей Тихонович верно и быстро понимал все для себя новое. Ему достаточно было услышать разъяснение один раз, переспрашивал редко. А ведь был человек из крестьянской семьи!..

Через 3 года работы в ВИАМе я был назначен старшим инженером, а в 1964-м стал заместителем начальника лаборатории остекления. Наша работа всегда тесно увязывалась с производством, никогда не была кабинетной. 2-3 человека из лаборатории постоянно были на заводах в разных городах, от западных границ страны до восточных – в Новосибирске и Улан-Удэ, Комсомольске-на-Амуре и Арсеньеве… И за границей бывали, например, в Польше, когда туда передали производство вертолета Ми 2. Позже я бывал в Чехословакии, Бельгии, других странах.

Но практика практикой, а наука наукой, и ВИАМу принадлежит немало передовых разработок новых материалов с нужными свойствами. Сейчас все разработки патентуются, и это правильно. Такова позиция руководства ВИАМ – патенты у нас не менее значимы, чем престижные научные публикации. Таково и требование времени. На протяжении десятилетий о патентах у нас в стране не думали, это считалось меркантильным. Теперь ясно, что это было ошибочное отношение – из-за него многие российские изобретения используются по всему миру без достаточной компенсации для нашей страны, взять хотя бы автомат Калашникова… Сейчас мы поняли важность патентования и научились его оформлять.

Запатентована и такая прекрасная виамовская разработка, как «ориентированное стекло». Вообще, оргстекло – это термопластический полимер, его можно разогреть и придать нужную форму, например, самолетного фонаря. Фонарь должен, как я уже говорил, быть прочным, не разбиваться от ударов. Наше ориентированное стекло такое вязкое, что после придания необходимой формы в него можно забить стальной штырь (придется сильно постараться!), а оно не треснет, его прочность не уменьшится. И от ударов не разбивается, что особенно важно для военных самолетов. Говорю не только об опасности от пуль и осколков. И в сугубо мирное время, например, когда истребители или штурмовики поднимаются с полосы, особенно в спарке, камешки в фонарь, бывает, и попадают, они всегда возможны, как дорожку ни чисть. Есть и такая вполне мирная угроза, как птицеопасность.

Сейчас это стекло производится во всем мире. Область его применения очень широка, вплоть до использования в тюрьмах. Истории о его прочности иногда похожи на анекдоты. Известен случай, когда человек сделал из такого стекла форточку у себя на даче. Однажды ночью в отсутствие хозяина в дом решили залезть воры. По своей «технологии» (недаром называются «форточники»), сначала пытались разрезать или разбить форточку, всю ее исцарапали, но так ничего и не добились – пришлось высадить всю раму. Форточка осталась цела…

Ориентированное стекло производится в том числе на нашем предприятии в Дзержинске, по патенту ВИАМа. Время показало, что трудно бывает не только создать что-то новое и полезное, но и сохранить его. В тяжелые 1990-е годы это производство едва не свернулось из-за прекращения производства исходного сырья – мономера. Только благодаря авторитету нашего Генерального директора, академика Евгения Николаевича Каблова это очень нужное стране производство удалось восстановить.

«Все наша жизнь – как путешествие…»

Работа в ВИАМе стала воплощением моей детской мечты об авиации. А в 1970-м году исполнилась вторая юношеская мечта – о мореплавании, и в масштабах гораздо больших, чем подмосковные водоемы. Тогда было построено научно-исследовательское судно «Изумруд», предназначенное, в том числе, для испытания различных материалов и изделий из них в разных климатических условиях. С этими целями оно ходило в рейсы по полгода в тропики. Тогда мы прошли от Севастополя до Сингапура и назад, с заходами в Гибралтар, Дакар, на Маврикий и Цейлон. Я занимался испытаниями неметаллических материалов, для стекол такие испытания особенно важны, и полгода – стандартный срок таких испытаний.

Было много интересного, и к себе мы чувствовали интерес: своими глазами видел английскую газету с сообщением: «Сегодня через Гибралтарский пролив прошло новое советское шпионское судно “Изумруд”» – очевидно, обратили внимание на наши радиоантенны, а как без них в дальнем плавании? Радиосистемы, кстати, тоже испытывались, и у меня была возможность связаться (слово «позвонить» тут не подходит) с семьей по радио из Гвинейского залива, родные говорили со мной прямо по домашнему телефону. А интерес к нам, о котором я упомянул, был даже лестным, мы чувствовали себя важными персонами. Нас облетали на самолетах, подбрасывали под корму буи… На обратном пути во время стоянки в Средиземном море, проснувшись, увидели американский крейсер. Сообщили об этом. На следующее утро смотрим – перед нами уже советский крейсер…

Да, правильно говорили древние греки, что море смывает невзгоды с души человека. Хоть и работы в плавании хватало. Я хотел отправиться еще в один рейс, и приглашали, но неудобно было лабораторию надолго оставлять. Столько накопилось важных, но и интересных дел! Да и дальнейшая карьера, как выяснилось, меня ждала – с годами стал начальником лаборатории, потом начальником сектора… Однако до сих пор жалею, что в Южной Америке так и не побывал.

Вся наша жизнь – как путешествие, и хорошо, если за это путешествие удается много увидеть, сделать что-то полезное, пообщаться с достойными людьми. Для нашего института, как и для всей российской науки, актуальна проблема наставничества, передачи опыта. Сейчас, по моему мнению, главные трудности не с наставляемыми, а с наставниками. Молодежь в науку пошла активно, но опытных людей старших поколений не так много, потому что большинство их ушло из науки в трудные 90-е годы. А традиции передавать надо, и тем более приятно, когда это удается сделать, получается помочь людям. Вот Ирина Васильевна Микалина, у нас уже 8 лет, защитила диссертацию, разрабатывает новое направление – производство стекол для длительной эксплуатации. Николай Олегович Яковлев работает в испытательной лаборатории. Со временем собрался писать диссертацию. Но вот незадача – он закончил Институт стали и сплавов, а работать ему приходится с неметаллическими материалами, в том числе органическими стеклами. Но если в человеке заложено то, что нужно, и есть мотивация, то проблемы решаются. Удалось помочь ему показать в научной работе значимость результатов для практики, познакомить со специалистами в нашей области, и диссертацию он сделал. Недавно успешно защитил – чуть ли не первый по нынешним новым строгим правилам...

Люди работают, продвигают науку, решают проблемы, думают о будущем – значит, жизнь продолжается.

Основные публикации и проекты Е.Г. Сентюрина за последние годы:

Сентюрин Е.Г., Мекалина И.В., Тригуб Т.С., Климова С.Ф. Модифицированные органические стекла для перспективной авиационной техники // Все материалы. Энциклопедический справочник. М., 2012, № 2.

Мекалина И.В., Сентюрин Е.Г., Тригуб Т.С., Айзатулина М.К. Стойкость авиационных органических стекол к концентраторам напряжений // Все материалы. Энциклопедический справочник. М., 2012, № 4.

Мекалина И.В., Тригуб Т.С., Богатов В.А., Сентюрин Е.Г. Новое высокотеплостойкое ориентированное оргстекло марки ВОС-2АО // Авиационные материалы и технологии, 2010. Вып. 3.

Горелов Ю.П., Мекалина И.В., Тригуб Т.С., Шалагинова И.А., Сентюрин Е.Г., Богатов В.А., Айзатулина М.К. Химическое модифицирование прозрачных акриловых полимеров для повышения эксплуатационных свойств деталей авиационного остекления // Российский химический журнал, 2010. Т. LIV. № 1.

Тригуб Т.С., Сентюрин Е.Г., Мекалина И.В. Органические стекла – основной материал остекления летательных аппаратов нового поколения // Проблемы создания новых материалов для авиакосмической отрасли в XXI веке: Тез. докл. Межотр. научн.-практической конф. – М.: ВИАМ, 2002.

Богатов В.А., Сентюрин Е.Г., Тригуб Т.С., Мекалина И.В. Органические стекла для авиационного остекления // Авиационные материалы: Науч.-технич. сб. – М.: ВИАМ, 2007.

Богатов В.А., Сентюрин Е.Г., Климова С.Ф., Мекалина И.В., Тригуб Т.С., Фролков Ю.А., Айзатулина М.К. Авиационные органические стекла для самолетов и вертолетов, эксплуатирующихся в морских условиях. // Сборник докладов VIII научной конференции по гидроавиации «Гидроавиасалон-2010. Часть 2. – М.: ВИАМ, 2010.

Горелов Ю.П., Каблов Е.Н., Мекалина И.В., Тригуб Т.С., Сентюрин Е.Г., Богатов В.А. Состав для получения органического стекла. Патент РФ № 2293742, 2007

Интервью провёл и подготовил для публикации кандидат филологических наук, доцент М.И. Никитин.